Жанр хожений – описаний средневековых путешествий – начал свое развитие с хожений паломнических. Самым ранним образцом произведений древнерусской очерковой литературы было описание путешествия к святым местам, совершенного в начале XII в. игуменом одного из черниговских монастырей Даниилом. В первые века существования древнерусской книжности основной разновидностью этого жанра были именно паломнические хожения. В дальнейшем появились рассказы о путешествиях, осуществлявшихся купцами (гостями), дипломатами и первопроходцами, открывавшими для московских государей пространства Сибири и Дальнего Востока.

Цель и маршрут путешествия отражались на общей тональности и содержании произведений. Так как в средние века определяющей была не национальная, а конфессиональная принадлежность человека, настроение авторов менялось в зависимости от созвучия увиденного их религиозным убеждениям. Тверской купец Афанасий Никитин попал в земли, населенные мусульманами и индуистами. Для древнерусского путешественника, оказавшегося в одиночестве в иноконфессиональной среде, это обстоятельство стало серьезным испытанием. Вообще перемещения в пространстве в средние века требовали от человека немалого мужества и решительности. Ограниченность географических познаний, разнообразие опасностей, подстерегавших в пути, отсутствие развитых путей сообщения, слабая информированность о событиях, происходящих даже в не очень отдаленных землях, превращали средневековые странствия в своего рода подвиг.

Наиболее удобным и быстрым способом перемещения в пространстве был водный. С древнейших времен купцы и воины использовали реки для дальних странствий (например, путь «из варяг в греки»). Перемещение по рекам, несмотря на необходимость перетаскивать суда волоком из одной водной артерии в другую, было безопаснее и практичнее движения сухопутных караванов. Морские плавания осуществлялись в те времена обычно в непосредственной близости от берегов. Именно водный путь, как наиболее естественный, продиктованный географическим положением исходного пункта путешествия, был избран для торговой экспедиции на Восток Афанасием Никитиным.

Тверской купец оказался в Индии до появления там представителей западноевропейских государств. Морской путь в Индию был открыт португальцем Васко да Гама в 1498 – 1502 гг., т.е. на несколько десятилетий позже, чем достиг индийских берегов русский торговый гость.

Практическая цель, толкнувшая Афанасия на столь рискованное предприятие, не была достигнута, однако результатом странствий этого талантливого человека стало появление первого реального описания далекой страны, всегда волновавшей воображение человека Древней Руси, ведь о сказочно богатой Индии рассказывалось в легендах и литературных произведениях, в том числе в таких текстах, как «Александрия» и «Сказание об Индии богатой». Человек XV века своими глазами увидел экзотические земли и талантливо рассказал о них своим соотечественникам.

«Хожение за три моря» дошло до наших дней в двух изводах конца XV в.: в составе летописей Львовской и Софийской II , основанных на своде 1518 г., отразившем летописный свод конца XV в., и в Троицком (Ермолинском) сборнике конца XV в. Львовская летопись XVI в. названа так по имени Н.А. Львова (1751-1803), известного писателя, архитектора, члена Российской академии, участника литературного кружка, в который входили также Г.Р. Державин, И.И. Хемницер, В.В. Капнист, И.И. Дмитриев. Как архитектор Львов оказал влияние на развитие русского классицизма, по его проектам были возведены соборы в Могилеве, Торжке, Невские ворота Петропавловской крепости и др. Он строил загородные усадьбы (преимущественно в районе Торжка), был энтузиастом так называемой землебитной строительной технологии. По этому методу был возведен отреставрированный в наши дни Приоратский дворец в Гатчине (1798 г.). Львов интересовался также вопросами российской истории, им была обнаружен, а впоследствии опубликован в 1792 г. «Летописец русский от пришествия Рурика до кончины Иоанна Васильевича». Этот древнерусский памятник и получил название «Львовская летопись». При первой публикации в издание летописи не вошло содержащееся в ней «Хожение за три моря». Летопись Софийская II относится к началу XVI в. В число памятников, читающихся в ней, входит и «Хожение».

В научный оборот сочинения Афанасия Никитина ввел Н.М. Карамзин. В VI томе «Истории государства Российского», в главе VII , читаем: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века. Может быть, Иоанн и не сведал о сем любопытном странствии: по крайней мере, оно доказывает, что Россия в XV в. имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых; что индейцы слышали об ней прежде, нежели о Португалии. Голландии, Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о догматах их веры».
Об обстоятельствах своего открытия Карамзин сообщил в примечании: «Я нашел их (т.е. записки) в библиотеке Троицы Сергиева монастыря при одной летописи в четвертку старинного письма». Далее историк приводил большой фрагмент произведения «для примера в слоге», а далее в своем переложении предлагал читателю фрагменты «Хожения».

В Львовской летописи под 1475 г. читаем: «Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил скречаты послом от великого князя (Я же расспрашивал, когда Василий Папин был с кречетами послан послом от великого князя), и сказаша ми за год до казанского похода пришел из Орды; коли княз Юрьи под Казанью был, тогда его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындеи (т.е. в записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии), а сказывают, что деи Смоленьска не дошед, умер. (т.е. а говорят, что умер, не дойдя до Смоленска) А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетради привезли гости к Мамыреву Василью, к диаку великого князя на Москву». Таким образом, летописец переписавший «Хожение», указал на то, что Афанасий хотел совершать свое путешествие, присоединившись к каравану московского посла Василия Папина, направлявшегося в Ширван. Также летописец сообщает о том, что автор «Хожения» умер близ Смоленска, не дойдя до своего родного города. А его собственноручные записки оказались в руках дьяка Посольского приказа, от которого и были получены. Иные сведения биографического характера извлекаются только из самого текста «Хожения».

Почему же Афанасий Никитин назвал свое произведение «Хожением за три моря»? Автор сам дает нам ответ на этот вопрос: «Се написах свое грешное «Хожение за три моря», 1-е море Дербеньское (Каспийское), дория Хвалитьскаа; 2-е Индейское (Индийский океан), дория Гундустанская; 3-е море Черное, дория Стембольская». Если имя автора обнаруживается во Львовской летописи: «…окаянный аз, рабище Афонасей», то отчество путешественника – «сын Никитин» – сохранено в Троицком списке, обнаруженном Карамзиным.

Движимый стремлением увидеть малоизвестную страну Индию и, конечно, удовлетворить свой торговый интерес («посмотреть товаров на русскую землю»), Афанасий отправляется в долгое плавание из Твери вниз по Волге. Купец, как он говорит, пустился в путь от Спаса святого златоверхого, от государя своего Великого князя Тверского Михаила Борисовича (1461-1485), от владыки Тверского Геннадия и от Бориса Захарьича (воеводы).

Путь его пролегал вниз по Волге. Никитин намеревался «с товарищи» сначала доплыть до Дербента. Первую остановку тверичи сделали в Калязине, где побывали в недавно основанном Троицком монастыре и получили благословение у его настоятеля Макария и святой братии. Также молились в церкви Бориса и Глеба. Далее купцы отправились в Углич, а затем остановились в Костроме, посетив князя Александра, которому были предъявлены грамоты. Кострому и Плес миновали без задержек и вскоре приплыли в Нижний Новгород. Здесь две недели ждали посла ширванского шаха Хасан-бека, который ехал с кречетами (их было у него 90) от великого князя Ивана. С ним Афанасий поплыл дальше. Благополучно миновали Казань, Орду, Услан, Сарай и Берекезан. В низовьях Волги путешественникам, по словам Никитина, встретились три неверных татарина, которые сообщили ложную весть о том, что султан Касим подстерегает с тремя тысячами татар купеческий караван. Посол ширванский подарил им за информацию по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели корабли мимо Астрахани. Обманщики взяли дары, а сами подали в Астрахань весть о приближающихся судах. Афанасий с товарищами покинул свое судно и перешел на корабль посла.

Ночью при лунном свете стремились миновать Астрахань под парусами, но были замечены астраханцами, которые бросились преследовать путешественников. В районе отмели Богун татары настигли русские суда. Завязалась перестрелка. Афанасий сообщает, что татары застрелили у них одного человека, а русские у татар – двоих. Небольшое судно село на мель, и татары его тут же разграбили. Вся поклажа Афанасия Никитина была именно на этом судне. На большом корабле путешественники достигли выхода в Каспийское море. Однако здесь, в устье Волги, и этот корабль сел на мель и тоже был разграблен, а четыре человека русских были взяты в плен. Вернуться назад было нельзя по двум причинам: во-первых, астраханцы не хотели, чтобы ограбленные купцы сообщили на Русь о творимых бесчинствах, во-вторых, на родине Афанасия, скорее всего, ждала долговая тюрьма, ведь он лишился всех своих товаров. На двух оставшихся судах, скорбя о потерях, русские в числе десяти человек вместе с послом Хасан-беком поплыли в Дербент. Но на этом беды путешественников не завершились. На море поднялась буря, и один из двух оставшихся кораблей был выброшен на берег, а его команда была взята в плен.

По прибытии в Дербент Афанасий хлопотал об освобождении плененных спутников, товары которых вновь были разграблены. Местный правитель принял участие в их судьбе, и люди, потерпевшие кораблекрушение, были отпущены. Русичи просили Ширваншаха о том, чтобы он пожаловал их чем-нибудь, возместив утраты, для возвращения на родину. В этой просьбе купцам было отказано. Пришлось участникам торговой экспедиции самим позаботиться о своей судьбе: те, у кого что-то оставалось на Руси, отправились домой, должники же были вынуждены пойти куда глаза глядят – одни остались в Шемахе, а другие нанялись работниками в Баку.

Сам Афанасий Никитин пошел сначала в Дербент, а затем и в Баку. Здесь, по его словам, «огнь горить неугасимы». Скорее всего, имеются в виду места выхода на поверхность природного газа, ведь именно в этих местах спустя многие столетия раскинутся богатейшие нефтяные промыслы. Затем русский купец достиг южной оконечности Каспийского моря, где в городе Чапакуре прожил полгода. По месяцу он прожил в ряде персидских городов, оказавшись в землях, населенных шиитами. Афанасий описывает свой маршрут, перечисляя древние города, в которых он делал остановки, удивляется тому, что домашний скот здесь кормят финиками. Наконец, он достиг города Ормуза, расположенного на выходе из Персидского залива в Индийский океан («второе море»). Здесь ему впервые пришлось встретить Пасху на чужбине. «А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет». Дальнейший путь русского странника пролегал на корабле через Индийский океан к западному побережью полуострова Индостан. Шесть недель с остановками длилось это плавание. Так достиг Афанасий Никитин цели своего путешествия, Индийской страны, которая манила своими сказочными сокровищами.

Время путешествия Афанасия Никитина вызывает у ученых различные оценки. И.И. Срезневский, Н.В. Водовозов, Н.И. Прокофьев указывали в качестве дат начала и окончания путешествия 1466 и 1472 гг. Л.С. Семенов и Я.С. Лурье датировали путешествие 1471-1975 гг. Еще сложнее устанавливать время пребывания русского путешественника в конкретных регионах и городах.

Оказавшись в Индийской стране, прежде всего, Афанасий поразился внешнему облику ее жителей: «и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и женкы все нагы, а все черны». Русский человек вызывал у местных жителей неподдельный интерес. Все дивились белой коже странника. За Афанасием ходили толпы зевак. А его, в свою очередь, поразил облик местного князя и его окружения: «а князь их фота на голове (по всей видимости, чалма), а другая на гузне (т.е. на бедрах); а бояре у них – фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходт – фота на плеще обогнута, а другаа на гузне». Одеяние вооруженных княжеских и боярских слуг составляет одна набедренная повязка, все они крепки телосложением и волос не бреют. Их вооружение – щиты, мечи, дротики, кинжалы, сабли и луки со стрелами. Удивлен Афанасий и видом простоволосых женщин («а женки ходят голова не покрыта, а сосцы голы»). Как он замечает, мальчики и девочки ходят нагими до семи лет («сором не покрыт»).

Дальнейшее сухопутное странствие пролегало через множество городов Индии, пока русский купец не достиг города Джуннара, который высится на каменной скале и защищен лишь естественными укреплениями. Страннику приходится преодолевать долгую и очень узкую дорогу, чтобы подняться в город. По ней нужно идти гуськом по одному. В этих местах застиг русского путешественника период муссонных ливней (ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь»). Дождливый сезон, начинающийся в июне, по словам Афанасия «с Троицына дни», русский купец называет зимой.

Два месяца, проведенные в Джуннаре, позволили ему сделать ряд хозяйственных наблюдений. Именно в период дождей пашут, сеют пшеницу, горох и рис. Вызвало у него интерес и местное виноделие, в котором используются кокосовые орехи.

Афанасий сообщает, что привел в индийскую землю жеребца, который обошелся ему в сто рублей. Кони в индийской земле, по его наблюдению, не водятся, зато много быков и буйволов, на которых перевозят товары и пашут, много здесь и слонов, а лошадей привозят из арабских и туркменских земель.

Интересным и необычным показалось Афанасию Никитину то, как поселяют в Индии купцов. «Гостям» отводят особое подворье. Хозяйки варят им еду, стелют им постель и «спят с гостьми». Следует заметить, что за годы странствий Афанасий познакомился с рядом восточных языков и употреблял тюркские, персидские, и арабские слова и целые фразы, пересыпая ими свои записки. Судя по всему, одной из причин употребления иноязычной лексики являлось желание скрыть некоторые сведения деликатного характера. Примером тому может служить следующая фраза: «Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любит белых людей» (Если имеешь с ней интимную связь, давай два жителя, если не имеешь интимной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда даром, а любят белых людей).

В Джуннаре пришлось пережить Афанасию серьезное потрясение. Местный хан, узнав, что русский купец «не бесерменянин», отобрал у него жеребца, потребовав перейти в магометанскую веру, дав ему сроку четыре дня. В случае перехода в мусульманство хан обещал не только вернуть коня, но дать еще тысячу золотых. В противном случае грозился взять и жеребца, и тысячу золотых монет с самого Афанасия. Спас путешественника Мухаммед, казначей, родом хорасанец, к которому он обратился за заступничеством. Мухаммед добился для Афанасия прощения. Ему вернули коня и не стали насильно обращать в новую веру. Случившееся Афанасий воспринял как чудо, произошедшее «на Спасов день». И хотя сочинение Никитина демонстрирует удивительную веротерпимость автора, этот случай вызывает у повествователя известное разочарование: «ино, братие рустии християня, кто хощет поити в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси». Раздражение легко заметить и в словах о том, что солгали ему «псы бесермены», говоря, что в этих землях много товара, «ано нет ничего на нашу землю». Перевезти товар без пошлины не дадут, пошлин много, да и хватает разбойников на море. Разбойники эти не христиане, не магометане, «а молятся каменым болваном».

Из Джуннара путешественник отправился в город Бидар, столицу Бахманитского султаната. На местном рынке купеческий взгляд определяет конъюнктуру. Здесь продают коней, камку, шелк и черных рабов. Из съестного «все овощ, а на Рускую землю товара нет». Не понравились ему здесь и люди.

В момент прибытия Афанасия в султанат им правил Махмут Мухаммед III. Султан был тогда молод, и значительная часть власти сосредотачивалась в руках местных «бояр». У каждого из них - многолюдное войско, большие богатства, «а все их носят на кровати своеи на серебряных» (в паланкине). Носилки сопровождаются толпами воинов, трубачей, барабанщиков. Еще более помпезно обставлен выезд султана с матерью и женой. Произвели впечатление на русского путешественника и боевые слоны («А бой их все слоны»). Слонов облачают в доспехи, устанавливают на них башенки, в которых помещается по двенадцать человек «да все с пушками да с стрелами». Но и сами огромные животные снабжены грозным оружием: «а к слоном вяжут к рылу да к зубом (т.е. бивням) великие мечи». Путешественник дважды обращается к описанию слонов. Управляет грозным животным погонщик, расположившийся между ушей слона. В руках у него крюк, заставляющий животное повиноваться. В Бидаре прожил купец четыре месяца. Здесь он продал своего жеребца, которого кормил целый год.

Особое внимание тверитина привлек внутренний распорядок жизни города и султанского дворца. По ночам город охраняет тысяча стражников, а в семи воротах султанского дворца сидят по сто стражей и по сто писцов, одни из которых записывают тех, кто входит во дворец, а другие тех, кто выходит. Судя по всему, красивое сооружение, отделанное резьбой и золотом, русичу не удалось посетить, ибо он сообщил: «А гарипов (чужестранцев) не пускают». Изобилен деталями рассказ русского путешественника о торжественной процессии, которую он наблюдал во время мусульманского праздника байрам в Бидаре. Местный султан выезжает в окружении множества подданных в город. Шествие включает в себя 300 одетых в доспехи слонов, 1000 коней, 100 верблюдов, несколько сотен трубачей. Исходя из информации самого Афанасия, можно заключить, что кони достаточно редки и дороги в Индии, поэтому демонстрация огромного количества породистых лошадей, вероятно, должна была воплощать всю мощь власти и богатство правителя.

Подробно описан и сам султан, представший взорам своих подданных. Русского путешественника поразило восточное великолепие его наряда. Кафтан правителя унизан яхонтами, шапка (шишак) с «великим» алмазом. Саадак (так на Руси после татарского нашествия стали называть лук, стрелы и колчан) тоже украшен золотом и яхонтами. Золотом окованы три сабли султана, его седло и конская сбруя. Здесь заметна традиционная черта подобных описаний – перечислительность. Отдельные элементы описания как бы нанизывается на невидимую нить. И, конечно, золото здесь не является окрашивающим эпитетом. Это – символ могущества, власти царского достоинства.

Привлекли внимание русича и паланкины, которые он именует «кроватями». Тут заметны различия в убранстве этого экзотического средства передвижения индийской знати. Паланкин брата султана имеет бархатный терем (балдахин), а паланкин визиря – шелковый. В первом случае маковка украшена яхонтом, во втором – просто золотая.

Познакомился он «со многыми индеяны», которых расспрашивал об их верованиях и пришел к выводу: «А вер в Индеи всех 80 и 4 веры». О себе он им сообщил, какой он веры, назвал свое христианское имя, а также «бесерменьское» имя - «хозя Исуфъ Хоросани». Судя по всему, автор имеет в виду различные касты, на которые разделялось население этих мест, исповедовавшее индуизм. Об этом можно судить по тому, что сообщается, что люди разных вер друг с другом не пьют, не едят и не женятся. По наблюдениям странника, никто из местных жителей не ест «воловины», хотя в рацион входят баранина, куры, яйца и рыба.

Здесь он договорился с индусами пойти в Парват («то их Ерусалим, а по бесерменьскый Мягъкат (т.е. Мекка)»). Святыню индуистов он называет «Бутхана»: «А Бутхана же вельми велика есть. С пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя». Храм украшен двенадцатью ярусами каменной резьбы. Центральное место занимает огромная статуя Шивы, вырезанная из черного камня, его атрибуты – змей, обвивающий тело, и трезубец – названы Афанасием Никитиным «хвостом» и «копьем». Шива поражает русича не только своими размерами, но и наготой, а главное – «обезьяньим ликом». Все иные статуи божеств тоже «нагы вырезаны». Отметил взгляд наблюдателя и статую быка Нанди, которую все паломники целуют в копыто и сыплют на нее цветы.

Как известно, в Древней Руси отсутствовала скульптура. Объекты трехмерной пластики вызывали живейший интерес у русских путешественников в Европе и Царьграде. Достаточно долго для изображения этих диковин не были выработаны языковые приемы и способы запечатления. Отсутствовали и специальные термины. Любопытно, что статую Шивы, который «руку правую поднял высоко да простеръ», Афанасий сравнивает со статуей византийского императора Юстиниана, разрушенной в XVI в.

Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | Все
© Все права защищены

От издательства

И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?

Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?

Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.

Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!

Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..

Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов.

Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?

Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…

Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

Древнерусский текст Троицкий список XVI в.

З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего гр?шнаго Афонасья Микитина сына. Се написах гр?шьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Инд?йское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Тв?рьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ свят?й живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Гл?бу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к нам?стьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ город? дв? недели посла татарьскаго ширвашина Асамъб?га, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ р?ку.

И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя в?сти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанб?гъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да в?сть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да пол?зъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по м?сяцу ночи парусом, царь насъ вид?л и татаров? намъ кликалі: «Качьма, не б?гайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим гр?хомъ нас постигли на Бугун?, застрелили у нас челов?ка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ судн?. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили в?сти д?ля. И пошли есмя к Дербеньти дв?ма суды: в одномъ судн? посол Асамъб?гъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ судн? 6 москвичь да 6 тверичь.

И въстала фуръстовина на мор?, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали вс?хъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанб?гъ печаловался и ездилъ на гору к Бултаб?гу. И Булатъб?гъ послалъ скоро да къ ширванш?б?гу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншаб?гъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене д?ля люди ко мн? прислалъ и товаръ их собралъ, занеже т? люди посланы на мое имя; а что тоб? будет надобетъ б? у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тоб?, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня д?ля. И Алильб?гъ того часа отослалъ людей вс?х в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, ч?м доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамах?е, а иные пошли работать к Бак?.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бак?, гд? огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокар? 6 м?сяць, да в Сар? жил м?сяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми м?сяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Др?я к Кашени, и тутъ есми былъ м?сяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Езд?и, и тутъ жилъ есми м?сяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на остров?, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре нед?ли до Велика дни. А то есми городы не вс? писалъ, много городовъ великих. А в Гурмыз? есть варное солнце, челов?ка съжжеть. А въ Гурмыз? былъ есми м?сяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Инд?йское, по Велице дни в Фомину нед?лю, в таву, с коньми.

И шли?емя морем Д?гу 4 дни; от Д?га Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую нед?лю по Велиц? дни, а шли есмя в тав? 6 нед?ль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Инд?йскаа страна, и люди ходять нагы вс?, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а вс? ходят брюхаты, д?ти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены вс? черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся б?лому челов?ку. А князь их – фота на голов?, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещ?, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а вс? нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 л?тъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до инд?йскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ инд?йскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя инд?йскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.

А Меликтучаръ с?дит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 л?т есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Инд?йскыя земли корабли. И язъ гр?шный привезлъ жеребьца в Ынд?йскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюн?йр?, жили есмя два м?сяца; ежедень и нощь 4 м?сяца, а всюда вода да грязь. В т? же дни у них орють да с?ють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых ор?сех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Инд?йской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на т?хъ же?зд?ть и товаръ иное возять, все д?лають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не д?ланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому челов?ку, дорога т?сна, поити нелзя.

Во Инд?йской земли гости ся ставять по подворьемь, а?сти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять б?лых людей. Зим? же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на голов?; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнер? ханъ у меня взял жерепца, а ув?дал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в в?ру нашу в Махм?т дени; а не станешь в в?ру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на глав? твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ гов?йно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повел? погыбнути въ Чюнер? с нечестивымі; в канун Спасова дни при?хал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мн? печаловалъ; и он?здилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в в?ру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.

Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ынд?йскую землю, и ты остави в?ру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано н?тъ ничего на нашу землю; все товаръ б?ло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя м?сяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю т?хъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли н?тъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара н?тъ.

А все черныя, а все злод?и, а жонки все бляди, да в?дь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Инд?йской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все п?шиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руц?, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да п?шихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в досп?сехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в досп?хъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотък? по 12 челов?къ в досп?сех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно м?сто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съ?ждается вся страна Инд?йская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».

А на которой хоромин? с?дить, то тут челов?къ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ гор? или в каменье. А обезьяны то т? живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они т?х мечють по дорогамъ; ины гондустанци т?х имают да учать их всякому рукод?лью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали поб?жати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и весн? дв? нед?ли по Покров?, а празднують 8 дни; а весну держать 3 м?сяца, а л?то 3 месяца, а зиму 3 м?сяца, а осень 3 м?сяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть в?ликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 л?т, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати дв?сте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.

А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добр? и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 челов?къ, а п?ших 500 челов?къ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свир?лниковъ 10 челов?къ. Султан же выещаеть на пот?ху с матерью да с женою, ино с ним челов?ковъ на конех 10 тысящь, а п?шихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в досп?с?х золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 челов?къ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в ворот?х с?дят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырез? да на золот?, и посл?дний камень выр?занъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во двор? у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча челов?къ кутоваловых, а?здять на конех да в досп?сех, да у вс?х по св?тычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.

В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея дв? сажени. Приидох же в Бедерь о загов?йне о Филипов? ис Кулонг?ря и продал жеребца своего о Рожеств?, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми инд?яны и сказах имъ в?ру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о?ств?, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о в?р? же о их распытах все, і оны сказывают: в?руем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А в?ръ въ Инд?и вс?х 80 и 4 в?ры, а все в?рують в Бута; а в?ра с в?рою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа в?ра. В Бедери же бых 4 м?сяца и св?щахся съ инд?яны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, д? их бутхана. Там же поидох съ инд?яны да будутханы м?сяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Тв?ри, камена, да р?заны по ней д?яния Бутовыя, около ея всея 12 р?зано в?нцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое челов?ческым образомъ являлся; другое челов?къ, а носъ слоновъ; третье челов?къ, а виденье обезьанино; въ четвертые челов?къ, а образомъ лютаго зв?ря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.

К бухану же съеждается вся страна Инд?йскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и д?вки, а бреють на соб? вс? волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по дв? шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съ?жшается к бухану вс?хъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В бухан? же Бутъ выр?занъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в л?вой руц? у него копіе, а на немъ н?тъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, н?т ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а ц?лують его въ копыто, а сыплют на него цв?ты, и на Бута сыплют цв?ты.

Инд?яне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А?ства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дороз? кто же соб? варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на?ству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не вид?лъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на т?мя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они т?х жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них н?тъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.

К Первот? же яздять о Великомъ загов?йне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-инд?йскый Парватъ. А съеждаются вс? нагы, только на гузне платъ; а жонкы вс? нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы м?дью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а т? волы ачьче зовут. Инд?яне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хл?бы и?ству варять соб?, а попеломъ т?мъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему т?лу ихъ знамя. В нед?лю же да в понед?лникъ ядять единожды днемъ. В Ынд?е же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не в?даю, а по прим?тамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.

Константин Ильич Кунин родился в 1909 году в Петербурге. С раннего детства у него проявилась страстная любовь к знаниям. С четырех лет его начали обучать иностранным языкам. Он занимался ими с охотой и, обладая удивительной памятью, делал большие успехи.

В пять лет мальчик научился читать. Он стал с жадностью набрасываться на все, что можно было прочитать: вывески, афиши, журналы. Он часами простаивал в сенях, где стены были оклеены старыми газетами. Когда ему подарили глобус, он изучил его так основательно, что вскоре любую часть света мог нарисовать на память.

Костя часто болел. Родители, желая укрепить здоровье сына, пытались увлечь его спортом. Но спорт ему не давался. Он предпочитал книги всему другому.

Раннее увлечение книгами не «засушило» Костю, не оторвало от жизни. Все, что он узнавал, он тотчас применял к делу, а главное дело ребят – игра. Товарищи очень любили его и в играх признавали своим вожаком.

Он придумал игру в «клад». Чтобы найти клад, надо было объехать девять городов в разных странах. В каждом городе с играющими случались приключения, подобные действительно пережитым знаменитыми путешественниками. Игра эта длилась годами. Если играли в «казаки-разбойники», Костя требовал уточнить – какие разбойники. Если, например, с острова Корфу1
Ко?рфу (Кёркира) – остров в Ионическом море; территория Греции.

То надо повязать платки и вооружиться ятаганами.

Он почти всегда жил в городе, но интересовался природой не меньше, чем историей и географией. Недалеко от его дома находился знаменитый Ленинградский ботанический сад. Там было множество диковинных растений, а в прудах водилась всякая живность.

Однажды весной директор Ботанического сада Владимир Леонтьевич Комаров, впоследствии президент Академии наук СССР, обходя сад, обнаружил мальчишку с сачком и банкой.

– Мальчик, зачем ты здесь ходишь? – строго спросил Комаров. – Я тебя отправлю в милицию.

– Мне необходимо наловить тритонов.

– Тритонов? А ну, пойдем ко мне в кабинет.

Беседа между самым большим и самым маленьким естествоиспытателями длилась довольно долго. По окончании ее мальчик вышел от Комарова сияющий, держа в руках такое удостоверение: «Школьнику Косте Кунину разрешается ловить рыбу и тритонов в прудах Ботанического сада при условии, что он не будет портить растения».

Опасения Владимира Леонтьевича были напрасны: Костя очень бережно обращался и с растениями, и с животными.

Его комната была полна всякой живности. В банках выводились из икры бесчисленные головастики, в аквариумах плавали всевозможные рыбки. Тритоны, количество которых было более пятидесяти, нередко выскакивали на пол и расползались по квартире. Тут же выводились личинки стрекоз, гусеницы окукливались и превращались в бабочек. В коробках шуршали жуки во главе с громадным жуком-оленем.

Товарищи любили слушать, как Костя читал вслух. Если читал Брема2
Брем Альфред Эдмунд (1829–1884) – немецкий зоолог, автор книги «Жизнь животных» (в 6 т.).

Он тут же размерял на полу комнаты длину и высоту животных. Если читал о путешествиях, он показывал на карте маршрут исследователя.

Костя был страстным коллекционером. Он собирал марки, монеты, спичечные коробки, растения, камни, черепки старинных сосудов.

Одно время родителям пришлось несколько раз переезжать из города в город. Костя каждый раз вынужден был менять школу. Однажды он попал в очень плохую. Там ребята вначале обижали Костю, отнимали у него завтраки, но он ни разу на них не пожаловался. Тогда класс признал, что новичок заслуживает уважения.

У Кости рано развилось чувство ответственности. Он всегда помогал родителям, а сестренка, которая была моложе его на пять лет, считала его вторым отцом. Заботясь о ее развитии, он рассказывал ей истории из прочитанных книг, проверял, как она усвоила прочитанное. Когда девочка одно время увлеклась танцами, он взволновался и пришел объясниться с родителями.

– Я боюсь, что у нее ноги разовьются лучше, чем голова, – заявил он.

Костя окончил школу в шестнадцать лет и с компанией друзей поехал на экскурсию в Крым. Здесь окончательно определились его интересы. Хотя ум Кости жадно впитывал самые разносторонние знания, но особенно увлекся он историей, нравами и языками далеких нам по времени и культуре народов. Костя с восторгом осматривал дворец в Бахчисарае, поднимался на Генуэзскую башню. В развалинах Херсонеса он нашел ценную древнегреческую гемму – камень с миниатюрным резным изображением. Ею заинтересовались даже в Эрмитаже.

Шестнадцатилетних не принимали в вузы. Но Константин не хотел терять ни одного года. После долгих хлопот его допустили к экзаменам. Он блестяще выдержал их, и на всякий случай – в два вуза сразу. Его выбор остановился на Ленинградском институте живых восточных языков. Он решил стать китаистом – знатоком Китая. Его привлекали своеобразие китайского быта и искусства, седая древность высокой китайской культуры, неисследованность большей части территории Китая, наконец, вошедшая в пословицу трудность «китайской грамоты» – ему хотелось испробовать на ней свою исключительную память. В его голове уложились уже бесчисленные даты исторических событий, названия сотен островов Тихого океана, высоты всех главных вершин Кордильер и многое другое, – должны были уложиться и китайские иероглифы.

Даже летом на даче Константин не расставался с китайскими книгами. Вскоре он мог уже их читать, однако книжные знания не удовлетворяли его.

Чтобы получить практику в разговорном народном языке, он отправился… на базар. Там китайцы-лоточники продавали свои изделия: веера, фонарики, игрушки из папиросной бумаги.

Первые попытки разговора были не всегда удачны. В китайском языке много слов, отличающихся тончайшими оттенками произношения, ударения и даже высоты тона. Из-за этого происходили недоразумения, и однажды китайцы, приняв какое-то плохо произнесенное слово за ругательство, чуть не избили начинающего китаиста. Но вскоре ошибки были исправлены, и завязалась дружба. Когда собеседники не понимали друг друга, они писали палочкой на земле иероглифы.

В то время разыгрывались драматические события героической китайской революции. Константин с интересом следил за ними. Проживавшие же в СССР китайцы, не получая китайских газет и не читая русских, ничего о них не знали. Он стал им передавать вести с родины, разъясняя смысл событий, и они сразу прониклись к нему уважением, наперебой приглашали его к себе.

Родители Константина переехали в Москву. Он остался в Ленинграде. В одной комнате с ним жило еще несколько студентов. Все были из разных вузов, но жили замечательно дружно. Они себя называли «веселая ватага». Умея веселиться, они умели также и работать часами в тишине, не мешая друг другу.

Константин постоянно чем-нибудь увлекался; продолжительное время таким увлечением был театр. В то же время он увлекался живописью, скульптурой, музыкой, часто бывал в музеях.

Он занимался западными и древними языками: свободно владел английским, французским, немецким, читал по-итальянски и по-испански, изучал латынь, греческий и древнееврейский языки.

Нередко, устав от занятий, молодежь поднимала возню. Константин не принимал в ней участия, но раздразнить его было опасно. Ширококостый, массивный, как медведь, приземистый и устойчивый, он умел за себя постоять.

Случилось так, что все четыре товарища в его комнате оказались Володями. Кота Ваську они тоже назвали Володькой. И все дружно напали на Костю: «Что ты за выскочка? Почему ты не Володя?»

Чтобы «перекрестить» его, они решили трижды во всей одежде окунуть его в «купель», то есть в ванну. Но сколько ни бились, не могли с ним справиться. Добились лишь того, что соседи с нижнего этажа пришли жаловаться: с потолка сыплется штукатурка.

В выходные дни и во время каникул Константин много путешествовал. Исходил все окрестности Ленинграда. Побывал в Новгороде, на Волховстрое, на канале Москва – Волга, на Кавказе, в Крыму, плавал по Волге, по Черному морю. Его равно интересовали турбины новейших гидростанций и иконы старинных соборов, краеведческие музеи и новые для него местные кушанья.

«Жизнь чертовски интересна! – говорил он. – И никогда не соврешь так, чтоб ложь вышла занимательней правды».

Я познакомился с Константином Ильичом в Детгизе.

– Вот ваш научный редактор, – представил его мне заведующий отделом. – Я надеюсь, что вы сработаетесь.

Я делал тогда первые шаги на поприще научно-популярной литературы и на редакторов глядел со страхом и недоверием, ожидая от них всяческих неприятностей. Но стоявший передо мной загорелый толстяк улыбался так приветливо и в глазах его светилось столько добродушия, что мои опасения сразу рассеялись. Уже через полчаса мы стали друзьями.

Константин Ильич был очень застенчив и скромен. Он мало исправлял мои рукописи, но засыпал вопросами:

– А почему вы не рассказали еще и об этом интересном факте? А почему вы упустили такую любопытнейшую подробность?

Я каялся, что запамятовал, а сам никогда и не слышал о таком. Мне стыдно было в этом признаться – настолько превосходил он меня знаниями.

Константин Ильич, окончив в 1930 году Институт живых восточных языков, поступил на работу в Научно-исследовательский институт монополии внешней торговли. Там он разработал несколько тем, в том числе тему «Мировой рынок каучука». Он написал по ней капитальный труд. Потом работал над темами о кофе, электролампах и других товарах. Изучив разнообразную литературу по этим вопросам, он мог рассказывать о Бразилии, Индонезии, Аравии так, как будто сам годами там жил.

В то же время Кунин поступил на заочное отделение исторического факультета. И разумеется, не бросал свой любимый Китай. Прочитав объявление о предстоящем выходе в свет книги В. Б. Шкловского «Марко Поло», он в нетерпении отправился в редакцию серии «Жизнь замечательных людей». Марко Поло, первый исследователь Китая, был его любимым путешественником, и ему не терпелось получить книгу.

– Выпуск книги задерживается, – сообщили ему в редакции, – мы не можем найти редактора, который написал бы предисловие и примечания. Автор очень требователен, и никто не может его удовлетворить. А почему вас эта тема так интересует?

Константин Ильич рассказал о своем увлечении Китаем и историей путешествий. Ему тут же предложили взять на себя редактирование «Марко Поло». Он так смутился от этого неожиданного предложения, что… согласился, а согласившись, прекрасно справился с задачей. Кунин подружился со Шкловским и написал к его книге обширные пояснения, которые читаются с не меньшим интересом, чем сама книга.

В годы нашей дружбы Кунин был уже опытным автором и выпускал одну за другой биографии великих путешественников: Васко да Гама, Магеллана, Кортеса. Он переработал и дополнил книгу американского географа Аусвейта «Как открывали земной шар». Героями своих книг он всегда выбирал людей непреклонной воли, деятельных, энергичных и смелых.

Предлагаемая вниманию читателей книга об Афанасии Никитине, первом русском путешественнике, добравшемся до Индии, – последняя работа Константина Ильича, которая не успела выйти в свет при его жизни.

Трудоспособность его была изумительна. Он вступил в члены Всесоюзного географического общества и начал готовиться к экзамену экстерном за курс географического факультета. Совмещая несколько работ и учебу, не упуская ни одного события культурной жизни, он в то же время везде, где работал, охотно брался за общественные обязанности: читал лекции, проводил консультации.

К. И. Кунина ухитрились даже выбрать ответственным по громадной коммунальной квартире, где жили он и десятка два семейств. С неизменным добродушием он «тушил» кухонные стычки соседок, исписывал листы расчетами платы за электричество, доставал материалы для ремонта.

Константин Ильич еще в школе подружился со своей одноклассницей Ритой. В студенческие годы они поженились, жили очень дружно, вместе путешествовали. Рита Яковлевна с радостью разделяла труды мужа и его увлечения. В частности, она помогала подбирать и фотографировать иллюстрации к его книгам. Однако она была очень слаба здоровьем и часто болела. Единственная дочь Куниных родилась слабой.

В семье Куниных было замечательно уютно. Мои дети всегда просили взять их с собой, когда я шел к Константину Ильичу. Дома у него был настоящий музей: восточные статуэтки, фарфор, художественные безделушки стояли во всех углах. Стены были заставлены полками с книгами, которые громоздились до самого потолка.

Самое интересное для детей было то, что летом из окна Куниных можно было вылезать прямо на плоскую крышу гаража и играть там. Константин Ильич натягивал веревку вдоль края, чтобы ребята не упали, и готов был без конца бегать во двор за поминутно падавшим мячом.

На книги Константин Ильич тратил почти все деньги; он любил их, как живые существа. Всегда готовый отдать последнюю рубашку, он становился скупым, когда у него просили почитать книги. Его возмущала привычка некоторых знакомых «зачитывать» книги, и поэтому на его книжном шкафу часто висело объявление: «Библиотека закрыта на учет».

Когда поступили в продажу усовершенствованные радиоприемники, Константин Ильич сразу стал страстным радиолюбителем. Он не спал ночами, принимая Европу, Америку, даже Японию.

Война уже бушевала на Западе. Я впервые увидел гневные искры в его глазах и сжатые кулаки, когда однажды из спокойно светившегося глазка приемника вырвались истошные вопли Гитлера.

Наступили июньские дни 1941 года. В это время Кунины жили уже вдвоем: их девочка, которой они отдали три года жизни, умерла. Тяжело было оставлять больную жену одну, но Константин Ильич ни минуты не колебался в том, что надо делать. Выслушав по радио выступление В. М. Молотова о вероломном нападении фашистов на Советский Союз, он тотчас пошел в военкомат.

Кунина отказались зачислить в армию, так как он не подходил по состоянию здоровья. Он переживал это как незаслуженную обиду и продолжал добиваться своего. Через несколько дней ему удалось вступить в отряд народного ополчения, сформированный при Союзе писателей СССР.

Первую неделю Константин Ильич обучался военному делу, возвращаясь домой на ночь. Он был остроумен и весел, как всегда; со смехом рассказывал, как бестолковая девушка в военкомате вместо его профессии «китаист» записала «гитарист» и чуть было не определила его в оркестр.

Но события развивались быстрее, чем можно было ожидать. Вскоре ополченцев перевели на казарменное положение и отправили в Можайск. Через две недели часть выступила на фронт.

О том, как жил в ополчении Константин Ильич, написал в рассказе «Ополченцы» его соратник, писатель Юрий Либединский.

«Когда мы задерживаемся в какой-либо деревне, широкий и смуглый, добрый, как все физически сильные люди, боец Константин Кунин читает лекции. На месяц задержав врага, пал Смоленск. Костя тут же расскажет историю этого города, уйдет в далекое его прошлое, когда он был рассадником образованности русских. Так прослушали мы лекции Константина Кунина о путях сообщения между Россией и Соединенными Штатами, о фашизме и славянских народах, об освободительной войне Китая. Лектор в серой ополченской гимнастерке, которая топорщится на его сильных плечах, стоит у бревенчатой серой стены овина. На бревнышках, на травке расположились наши бойцы, поодаль – колхозники. Цитаты, цифры – все наизусть. Если нужна карта, он тут же начертит ее мелом на доске…»

Константин Ильич был первым в освоении новых видов оружия, а в походе он помогал слабым.

«По Косте Кунину видно, что он счастлив. Все недюжинные силы его личности сейчас устремились в одном направлении. Если кто выбился из сил во время похода, Костя Кунин перехватит винтовку товарища на свое второе плечо. Конечно, и сам он устал, пот выступил на его широком лбу и заливает его ясные карие глаза. Порою губы его непроизвольно кривятся, и блеснут молодые веселые зубы, но он неподдельно оживлен. И на ходу еще рассказывает о чем-либо неслыханно новом или издревле забытом, старом – добрый умница, веселый богатырь».

Дни на работе и ночи на посту ПВО3
ПВО – противовоздушная оборона.

Не оставляли у меня времени навещать Риту Яковлевну. Но она часто звонила мне. Она тосковала, металась, не находила себе места. Но однажды голос ее прозвучал непривычно молодо и бодро:

– Какая радость! Я еду на фронт! Я увижу Костю!

Оказалось, что правление Союза писателей СССР включило ее в делегацию, которая везла подарки бойцам под Вязьму. Она уехала и не вернулась.

Почти год спустя в глухом углу Урала догнала меня открытка, колесившая за мной по многим местам Советского Союза. Вот что писал Константин Ильич:

«18/ХI-41. Пишу вам на авось, дорогие друзья! А вдруг вы в Москве? Что у вас слышно? Где ребята? Как живете? Что делаете?

Обо мне могу сообщить грустные вещи. 2 октября в полк приехала с комиссией Союза писателей Рита. 4-го был бой. Мы были в то время в разных местах, и оба попали в окружение. Рита пропала без вести вместе с другими членами комиссии.

Я 17 дней пробивался к своим, испытал все, что только могла послать судьба: и голод, и холод, и переход вброд рек под обстрелом, и ночевки на снегу, и вшей, и ураганный минометный огонь, и обстрел „кукушек""4
«Кукушка» – замаскированный на дереве снайпер. (Примеч. ред.)

Так-то вот, дорогие! Многому научился я за этот октябрь, многое пережил, но главное – научился ненавидеть.

Пишите мне обязательно! Кто из общих знакомых в городе? Что в Детиздате?»

Я писал Константину Ильичу несколько раз, но не получил ответа. Много позже я узнал от его матери, что он погиб во время атаки у деревни Иваньево, на дальних подступах к Москве. Он не воспользовался относительной безопасностью, которую давало ему положение переводчика при штабе. Он был человеком высокого долга, а долгом своим он считал защиту Родины с оружием в руках на самом трудном и опасном месте.

Д. Арманд

ЗА ТРИ МОРЯ. ПУТЕШЕСТВИЕ АФАНАСИЯ НИКИТИНА

К Каспийскому морю

Вниз по Волге

Разукрашенный коврами корабль плыл вниз по Волге. Шемаханский5
Шемаха? – в IX–XVI вв. столица Ширвана, феодального государства, которое располагалось на территории современного Азербайджана.

Посол Асан-бек, ездивший в Москву к великому князю Ивану Васильевичу, возвращался на родину.

За кораблем на двух ладьях плыли русские и бухарские6
Бухара? – город в Средней Азии (совр. Узбекистан).

Купцы.

Стояла осень 1466 года.

В то время Волга принадлежала русским только в ее верхнем течении. За Нижним Новгородом, от реки Ветлуги, начинались татарские земли, которыми владел казанский хан. Недалеко от устья Волги находилось другое большое татарское ханство – Астраханское. Между границами Казанского и Астраханского ханств, на левом берегу Волги, кочевала сильная Ногайская Орда.

Татары время от времени делали набеги на русские земли. Когда военных действий не было, татарские купцы ездили на Русь, а русские – в Казань и Астрахань.

Эти путешествия русских купцов были очень опасны. Татары за право торговли брали с них большую пошлину7
По?шлина – денежный сбор.

И подарки. Страшны были и разбойничьи шайки. Поэтому купцы и другие путники старались примкнуть к какому-нибудь каравану, лучше всего к посольскому: с послом странствовать и безопаснее, и выгоднее.

Но лишь самые храбрые и бывалые купцы отважились плыть с шемаханским послом вниз по Волге и по Каспийскому морю, мимо татарских земель, в далекие южные страны.

В этот раз в караване были и москвичи, и нижегородцы, и тверичи.

Главой каравана они выбрали тверского купца Афанасия Никитина. Правда, Афанасий не плавал в Шемаху по Каспийскому морю, но и другие купцы не могли этим похвастаться. Зато он знал грамоту и говорил по-татарски.

Караван подходил к Астрахани.

Справа и слева тянулись низкие берега, поросшие тальником8
Та?льник – невысокая ива, растущая в виде кустарника.

Над которым там и здесь возвышались черные стволы осокорей9
Осоко?рь – разновидность тополя.

Волга, приближаясь к морю, разбегалась на множество рукавов, во всех направлениях пронизывавших низменную болотистую пойму10
По?йма – участок, заливаемый во время половодья.

В половодье превращавшуюся в сплошную «океан-Волгу», а к осени покрывавшуюся сочными лугами. В камышовых зарослях дельты11
Де?льта – устье реки, ее рукава-реки и земли между ними.

Кишмя кишела всякая водная птица, и нетрудно было добыть дичины на ужин. Но в тех же камышах удобно было скрываться и лихим людям, подстерегавшим купеческие караваны. Опасность таилась за каждым поворотом русла.

Жара спала, от реки потянуло прохладой. Корабль шемаханского посла бросил якорь. Тогда и русские подвели свои ладьи к берегу, вытащили их на сырой песок и привязали канатами к прибрежным осокорям.

Солнце закатилось. На шемаханском корабле раздался протяжный и заунывный клич. Он призывал на молитву.

Посол, тучный и рослый старик, писцы, телохранители и слуги его опустились на маленькие молитвенные коврики и стали класть поклоны в ту сторону, где лежал священный город мусульман – Мекка12
Ме?кка – город в Саудовской Аравии.

Потом повар выволок наверх котлы с горячим пловом.

В это время русские уже успели собрать хворост и развести костер. Пока варилась уха и пеклись в золе дикие утки, путники готовились к ночлегу.

Поужинали быстро, но спать еще не хотелось. Днем, когда ладьи, послушные течению и подгоняемые попутным ветром, скользили по пустынной реке, однообразное сверкание воды, томящая жара и тишина навевали дремоту.

Зато прохладными вечерами путники, лежа у костра, долго говорили. Было совсем тихо и темно, только вдали светились огоньки на шемаханском корабле.

У костра рядом с Никитиным сидел худенький и угловатый подросток Юша – подручный13
Подру?чный – помощник.

Старого нижегородского купца Кашкина. Он жадно слушал рассказы о шумных базарах Астрахани и Кафы14
Ка?фа – ныне Феодосия, город в Крыму.

О садах Царь-града15
Царьгра?д – так русские называли Константинополь (теперь Стамбул, столица Турции).

– Одним бы глазком посмотреть на эти дива! – замечтался Юша. – Была бы моя воля – всю землю хоть пешком обошел бы, все бы чудеса повидал!

В данном произведении повествуется о купце Афанасии Никитине, который покидает свою родину - Рязань и выдвигается в земли Ширванские. Он взял с собой в дорогу путевые грамоты, которые ему дал князь Твери Михаил Борисович и архиепископ Геннадий. В путь с Никитиным отправляются и другие купцы на кораблях. Они плывут по Волге, минуя Клязьминский монастырь, проходят Углич и оказываются в Костроме. Дальше им дает дорогу наместник Ивана третьего.

Посол Ширванского князя уже отправился вниз по Волге. Две недели Афанасий Никитин дожидается посла Хасан - бека, с которым они совместно продолжают свое путешествие.

В дороге Никитин и начинает работу над своими записками о хождении за три моря. Первое море - Дербентское, второе - Индийское и третье - Черное.

Корабль легко прошел Казань. Далее купцам дали знать, что их поджидают татары. Хасан - Бек подкупает осведомленных людей подарками с просьбой провести их другим путем. Подношения были приняты, однако, и татарам о приближении Никитина рассказали. В результате стычки были погибшие с обеих сторон. Когда корабль оказался на суше, пассажиров пленили.

В Дербенте Никитин находит помощь у Василия Панина. После его вмешательства в дело, пленных отпустили.

Афанасий далее продолжает свой путь. Он непродолжительное время живет в различных городах, после чего отправляется за Индийское море. Там он занимается торговлей и чуть было не лишается привезенного жеребца. За него вступается казначей Мухамед, и мусульмане возвращают жеребца. Никитин считает произошедшее чудом.

Путник описывает быт и нравы людей, живущих в Индии. Особенно его занимает вопрос религии. Афанасий Никитин сокрушается над тем, что уже сбился с церковного календаря. По звездам он определяет наступление Пасхи. После возвращается на родину.

Путешественник занимается описанием того, что он видел. Вдается в подробности, рассказывая о портах. Углубляется в подробности того, что может ждать странствующих, с какими проблемами они столкнуться.

Когда Никитин оказался за Черным морем, его приняли за шпиона. Из-за этого начальник охраны его ограбил. В конце рассказа Афанасий благодарит бога за милость и за то, что ему удалось пройти все три моря.

Картинка или рисунок Никитин - Хождение за три моря

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание Гайдар Дальние страны

  Рассказ о детстве деревенских мальчишек. Дружили на разъезде Васька, Петька и Серёжка. Пусть Серёжка самым вредным был: то подножку поставит, то фокус покажет такой, что можно запросто угодить в сугроб.

• Краткое содержание Паустовский Стальное колечко

  В деревне, возле самого леса жили дед Кузьма и внучка Варя. Когда наступила зима, у деда закончилась махорка, он стал кашлять и все время жаловался на здоровье

• Краткое содержание Тургенев Месяц в деревне

  В маленькой деревне происходит событие: появляется новый репетитор. Его появление нарушает складывавшийся годами быт имения Ислаевых. С первых дней новый учитель заинтересовал ребят, десятилетнего Колю и семнадцатилетнюю Веру

• Краткое содержание Толстой Отрочество кратко и по главам

  Семейство Иртеньевых, в том числе и главный герой – Николенька, после смерти матери, переезжают в Москву к бабушке графине. Всё путешествие занимает 4 дня.

• Краткое содержание Кондратьев Сашка кратко и по главам

  Вечером, Сашка заступил на ночной пост. Два месяца он уже находился на войне, а живого врага вблизи еще не удалось увидеть. Напарник ему достался никудышный, уже не молодой и ослабленный от голода.

Из школьного курса истории, думаю, абсолютно всем известно произведение «Хожение за три моря» - памятник литературы в форме путевых записей, сделанных купцом из Твери Афанасием Никитиным во время его путешествия в индийское государство Бахмани в 1468-1474 (датировка Л. С. Семёнова, ранее И. И. Срезневским датировалось 1466-1472 годами). Сочинение Никитина было первым русским произведением, точно описывающим торговое и нерелигиозное путешествие. Автор посетил Кавказ, Персию, Индию и Крым.

Краткий пересказ

Аудио-версия:

Историки нам рисуют вот такой маршрут хождения Афанасия:

По морям, по горам… С товаром, который постоянно грабили, брали людей в плен и т.д. Странный маршрут, не правда ли? Кто в здравом уме поплывет, бросит корабли и полезет с товаром через горы и перевалы? Даже сейчас такой дороги в Индию не существует.

И не совсем обычное слово: «хождение». Но кто у нас еще ходит кроме современных пешеходов? Моряки на судах! По морю и по рекам и озерам моряки именно ходят, а не плавают в их терминологии. Так может быть, Афанасий все это время плыл без сухопутных перемещений?

Отрывки из описаний Афанасия Никитина «Хождение за три моря»:

Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа; 3-е море Черное, дориа Стебольская
(дориа - море)
*
В той же земли Ефиопской бых пять дни. ... Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили. А оттудова же идох 12 дни до Мошката. ... а из Султания придох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбегъ. В орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго... а из Орцыцана пошол семи в Трепизон. ... Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа...

bskamalov :
Ну значит обратно свернул в Черное море... из Каспия... а в Каспий прибыл на корабле без пересадки аж из Эфиопии...

Если Афанасий шел все время морем, то тогда эта карта верна:

И мы имеем в средние века совсем другую географию.

bskamalov :
Тогда логически правильно деление Азии и Европы на континенты. Тогда реально их граница должна быть по морю в районе Вост. Сибирской равнины и Уральские горы реально конец Европы, а Кавказ реально где то в... маленькой Азии. А малая Азия не просто реально малая Азия и стоит перед большой Азией. Крым становится островом и "мимо острова Буяна в царство славного Салтана" потащились корабли...

Есть еще одно подтверждение этой карты, которой поделился wakeuphuman :

Древняя карта. Отмечены каналы соединяющие Черное море, Каспий и Персидский залив. Один канал сквозь горы Кавказские проходит. Возможно это еще было наследие от прошлой цивилизации, которое нанесли на карту наши дикие предки.
Север слева получается на карте. Ходить - это плыть на языке моряков до сих пор. Значит, Афанасий Никитин плавал по этим каналам? Или это упрощенное обозначение проливов, морей из вышеприведенной карты?